Первоначальные воззрения. Подобно Сократу, Аристипп, основатель школы, избегал систематического построения учения, а скорее исповедовал определенный образ жизни, иллюстрируя его наставлением, притчей и примером. Он утверждал, что удовольствие есть благо и что обретаем мы его в последовательности насыщенных удовольствием мгновений, каждое из которых обладает завершенностью и неотличимо от других (возможно, именно эта точка зрения оспаривается Платоном в Филебе). Аристипп провозглашал, что всякое состояние «счастья» есть лишь сумма мгновений удовольствия и что удовольствие и страдание являются неотделимыми элементами нравственного поведения, поскольку человек неразлучен с ними с раннего детства и использует физическое «воздействие» для наказания и для исправления ошибок. Вероятно, мысли Аристиппа о неразделимости удовольствия и страдания повлияли на анализ, которому подверг удовольствие Аристотель в Никомаховой этике. Согласно Аристиппу, момент удовольствия состоит из чистого ощущения в соединении с разумным фактором. Так, например, если само по себе зрелище чьих-то стенаний нас, как правило, огорчает, изображение того же самого в искусстве может принести удовольствие. Поэтому нам следует, не заботясь о будущем и не сожалея о прошлом, всецело отдаваться данному мгновению. Для этого необходимо достичь определенного внутреннего сосредоточения и выработать соответствующую установку. Сверх того, для этого необходимы уравновешенность, ублаготворенное расположение духа, воспитанность и гибкость поведения.

Позднейшее учение. Вероятно, под воздействием категорий, введенных Аристотелем, учение киренаиков было впоследствии переосмыслено и систематизировано. Аристипп Младший определил удовольствие телеологически – как цель человеческих устремлений. В мгновении удовольствия с сопутствующими ему условиями были выделены пять моментов: 1) отбор и исключение; 2) фактический опыт; 3) акт, в котором оно возникает; 4) материальные причины и условия; 5) гносеологические гарантии того, что формула верна. Далее эти моменты были прослежены до вытекающего из них логического вывода. Получалось, что для человека значимы лишь его непосредственные ощущения, а понятия об объектах, вызывающих эти ощущения, никогда не могут быть надежными. Что касается удовольствия, то, по Аристиппу Младшему, оно представляет собой «плавное движение», промежуточное между возбуждением и спокойствием, и потому впоследствии киренаики отвергали «умиротворенность» эпикурейцев как нечто негативное. Согласно Анникериду, социальные предпосылки удовольствия предполагают дружбу, семью и даже патриотические привязанности.

Надо полагать, кинизм подействовал на школу киренаиков разлагающим образом: возник культ независимого, самодостаточного мудреца, который принимает удовольствия такими, какие они есть, но при этом полагается на свое внутреннее превосходство. Он ничего не должен обществу, состоящему из глупцов, и может позволить себе отбросить все этические условности, включая религиозные предписания, как целиком искусственные. Это эпатирующее настроение перешло в безграничный пессимизм. В Александрии Гегесий, которого прозвали «учителем самоубийства», заменил культ самодостаточности безразличием, провозгласив, что в жизни слишком много невзгод для того, чтобы можно было гарантировать счастье, и потому задача человека сводится к тому, чтобы избегать огорчения.