Публикуется с 1941, с 1955 – в центральной печати. В 1963 выпустил первый и единственный легальный в СССР поэтический сборник Годы, включающий стихи 1940–1960-х годов, в т.ч. большую подборку стихотворений в альманахе Тарусские страницы (1961). Основные их темы – размышления о судьбах современников, о Великой Отечественной войне, об искусстве и выдающихся личностях (Где вы, где вы.., Хлеб, День в Освенциме, Посвящение Карлу Либкнехту (ему Коржавин посвятил также опубликованную в 1962 поэму Рождение века), Инерция стиля, Рафаэлю, Осень в Караганде и др.). С 1973 живет в США.

Поэтическая известность пришла к Коржавину в 1940-е годы, в атмосфере послевоенного поэтического бума, на популярных в те годы студенческих литературных вечерах, на которых Коржавин, похожий, по воспоминаниям современников, на молодого И.Э.Бабеля, в полузабытой красноармейской буденновке, шинели и треснувших очках, вызывал трепет зала своими лаконичными и сильными строками, соединяющими политический накал с лиризмом, философичность с обличением, а антимещанский пафос – с романтическим максимализмом. «Можем строчки нанизывать / Посложнее, попроще. / Но никто нас не вызовет / На Сенатскую площадь... / Мы не будем увенчаны... / И в кибитках, снегами, / Настоящие женщины / Не поедут за нами» (Зависть). Мотив несогласия, бунта, восстания становится постоянным в поэзии Коржавина, которую сам автор позднее оценивал с традиционной в отечественной словесности «некрасовской», гражданственной позиции: «Я не был никогда аскетом / И не мечтал сгореть в огне. / Я просто русским был поэтом / В года, доставшиеся мне. / Я не был сроду слишком смелым / Или орудьем высших сил. / Я просто знал, что делать. Делал. / А было трудно – выносил». Сходное кредо – и в программном для Коржавина стихотворении Гейне (1944): «Высшая верность поэта – / Верность себе самому».

Неустанная работа души не столько по открытию мира, сколько по правильному «прочтению», «восстановлению» его в его истинном качестве прослеживается во многих стихах Коржавина. С наибольшей четкостью, с присущей поэту ясностью мысли и наглядной образностью это сформулировано в стихотворении Рассудочность: «Мороз был – как жара, и свет – как мгла. / Все очертанья тень заволокла. / Предмет неотличим был от теней, / И стал огромным в полутьме – пигмей. / И должен был твой разум каждый день / Вновь открывать, что значит свет и тень. / Что значит ночь, и день, и топь, и гать... / Простые вещи снова открывать. / Он осязанье мыслью подтверждал. / Он сам с годами вроде чувства стал». Принципиальная опора не на чувство – привычную сферу поэзии, – а разум приобретает у Коржавина характер манифестации – как опора на единственно возможное противостояние лжи и фальши окружающего («Другие наступают времена. / С глаз наконец спадает пелена. / А ты, как за постыдные грехи, / Ругаешь за рассудочность стихи. / Но я не рассуждал. Я шел ко дну. / Смотрел вперед, а видел пелену. / Я ослеплен быть мог от молний-стрел. / Но я глазами разума смотрел. / И повторял, что в небе небо есть / И что земля еще на месте, здесь. / Что тут пучина, ну а там – причал. / Так мне мой разум чувства возвращал. / Нет! Я на этом до сих пор стою. / Пусть мне простят рассудочность мою»).

В годы «оттепели» Коржавин часто выступал с яркими и свежими по мысли статьями о современной и классической поэзии (о Ф.И.Тютчеве, А.К.Толстом, С.Я.Маршаке). Особый резонанс имела его статья В защиту банальных истин: О поэтической форме (1961), в которой Коржавин рассматривал поэтическую форму не как «одежду» произведения, а как особое состояние души его создателя, требующее определенного характера, типа и стиля выражения.

Среди наиболее значительных произведений Коржавина, никогда не боящегося быть политизированным, «ангажированным», вовлеченным в злобу дня и всегда ищущего свой путь в бурлящем океане многоразличных духовных течений времени, – Вступление в поэму (1952), проникнутое острым ощущением сопричастности своей стране и своей эпохе; На смерть Сталина (1953), где поэт выступает против тирании слепой веры и лжи; Церковь на Нерли (1954), выявляющее тему Бога в творчестве Коржавина, шедшего от наивного атеизма к приятию христианства с его идеей любви к ближнему и «соборности», как тему глубинного патриотического наполнения («И глядишь доступно и строго, / И слегка синеешь в дали... / Видно, предки верили в Бога, / Как в простую правду земли»); Апокалипсис (1968), где особенно остро ощущение неразрывной связи поэта со «своей Россией». В этом же ряду – мемуары В соблазнах кровавой эпохи, поэтические сборники Времена (1976), Сплетения (1981), Письмо в Москву (1991), Время дано (1992), поэмы Утверждение (1948), посвященная П.Д. Когану, которого поэт воспринимал почти как своего двойника; Танька (1957), Сплетения (1980), Поэма причастности (1981–1982). Судьба поколения в историческом контексте, утверждение внутренней свободы, силы разума и нравственной ответственности художника, апология самоценности каждого индивидуального существования и в целом земного бытия сообщают аналитически-твердой и в то же время мелодично-напевной и естественной в своей классической ясности поэзии Коржавина, принципиально чуждого литературному изыску, «метафоре», которую он называл «бичом 20 века», широкое и оптимистическое, при всей ее суровой трезвости, дыхание. Коржавин также автор пьес (Однажды в двадцатом, пост. 1967; Жить хочется (Однажды в двадцать втором); публицистических и литературно-публицистических (Гармония против безвременья», 1989) статей.