Первый значительный философский труд Розанова – О понимании: Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания (1886). Книга на встретила никакого отклика, что стало серьезным потрясением для автора. «Встреть книга какой-нибудь привет, – я бы на всю жизнь остался «философом». Но книга ничего не вызвала... Тогда я перешел к критике, публицистике...», – вспоминал Розанов. «Понимание» в книге Розанова – универсальное метафизическое начало, «потенциально» способное определить цельность знания и бытия, единство «познающего, познавания и познаваемого». Именно понимание связывает, реально преодолевая всяческий дуализм, «параллельные» миры бытия и разума. Раскрыть то, что уже дано в сознании, «но только закрыто еще, непознанное» – это, по Розанову, и является основной задачей философского разума.

Неповторимый розановский литературный стиль формируется в 1890-е годы, когда он, обосновавшись в Петербурге и поддерживая близкие отношения с видными представителями российского консерватизма (Страховым, Леонтьевым, Рачинским и др.), все силы отдает публицистике. При всех изменениях мировоззренческой позиции Розанова, его, как и Леонтьева, можно считать «идейным консерватором». Он был таковым, когда утверждал, что формирование личности определяется «типом жизни» и что только в религии человек получает «полноту сознания о себе», а истинной школой в конечном счете является семья. В русле консерватизма он рассуждал о возможностях «отсечения» русско-славянского мира от Запада, погружающегося в духовный и культурный кризис. Не прошел Розанов-консерватор и мимо марксизма, отметив его идеологическое сходство с народничеством. Критически относился к литературному декадентству, усматривая его корни в западном реализме и натурализме.

Центральной философской темой в творчестве зрелого Розанова становится его оригинальная метафизика пола. В 1898 в одном из писем он формулирует свое понимание пола: «Пол в человеке – не орган и не функция, не мясо и не физиология – но зиждительное лицо... Для разума он не определим и не постижим: но он Есть и все сущее – из Него и от Него». Непостижимость пола никоим образом не означает его ирреальности. Напротив, пол, по Розанову, есть самое реальное в этом мире и остается неразрешимой загадкой в той же мере, в какой недоступен для разума смысл самого бытия. «Все инстинктивно чувствуют, что загадка бытия есть собственно загадка рождающегося бытия, т.е. что это загадка рождающегося пола». В розановской метафизике человек, единый в своей душевной и телесной жизни, связан с Логосом, но связь эта имеет место не в свете универсального разума, а в самой интимной, «ночной» сфере человеческого бытия: в сфере половой любви. Розанову было чуждо то метафизическое пренебрежение родовой жизнью, которое в истории европейской и русской мысли представлено многими яркими именами. Философ-платоник, певец Вечной Женственности Вл.С.Соловьев сравнивал процесс продолжения рода человеческого с бесконечной вереницей смертей. Розанов же каждое рождение считал чудом – раскрытием связи земного мира с миром трансцендентным: «узел пола – в младенце», который «с того света приходит», «от Бога его душа ниспадает». Любовь, семья, рождение – это для Розанова и есть само бытие, и он готов был говорить об «онтологии» половой любви. Розановская апология телесности, его отказ видеть в теле, и прежде всего в половой любви, нечто низшее и тем более постыдное, в гораздо большей степени спиритуалистичны, чем натуралистичны. Розанов постоянно подчеркивал духовную направленность своей философии: «Нет крупинки в нас, ногтя, волоса, капли крови, которые не имели бы в себе духовного начала», «пол выходит из границ естества, он – вместе естественен и сверхъестественен» и т.п.

Религиозная позиция Розанова с течением времени претерпела серьезные изменения. В конце 1890-х годов он, сопоставляя стоицизм и христианство, утверждал: «Стоицизм есть благоухание смерти, христианство – пот, муки и радость рождающей матери, крик новорожденного младенца... Христианство – без буйства, без вина и опьянения – есть полная веселость, удивительная легкость духа, никакого уныния...». Позднее он приходит к выводу, что «из подражания Христу... в момент Голгофы – образовалось неутомимое искание страданий». Лично глубоко религиозный и никогда не отрекавшийся от православия (уже в последние годы жизни, отвечая на упреки в христоборчестве, заявляет, что «нисколько не против Христа»), Розанов видит суть религии в мироотрицании: «Из текста Евангелия естественно вытекает только монастырь... Иночество составляет метафизику христианства». Привязанный сердцем и умом ко всему земному, верящий в святость плоти, Розанов жаждал от религии прямого и непосредственного спасения и признания (отсюда тяготение к язычеству и Ветхому Завету). Путь через Голгофу, через «попрание» смерти Крестом, этот путь христианства представлялся позднему Розанову едва ли не равносильным отрицанию бытия вообще.

Последние годы жизни Розанова прошли в Сергиевом Посаде. Умер Розанов в Сергиевом Посаде 5 февраля 1919, похоронен в Гефсиманском скиту рядом с К.Н.Леонтьевым.

Спасовский М.М. В.В.Розанов в последние годы своей жизни. Берлин, 1939
Розанов В.В. Сочинения, тт. 1–2. М., 1990
Розанов В.В. Уединенное. М., 1990
Розанов В.В. Собрание сочинений, тт. 1–6. М., 1994–1995