Students.by - это живая энциклопедия белорусского студента (статьи, книги, мультимедиа). Еще мы предлагаем поиск по лучшим полнотекстовым научным хранилищам Беларуси!
|
ЮМОР. Гёте назвал юмор одним из элементов гения, а Бернард Шоу дал ему еще более высокую оценку: «...юмор черта богов!.. Нет ничего серьезнее глубокого юмора». Юмор присущ любому человеческому коллективу, на любой стадии развития. «Смех свойствен одному токмо человеку», говорится в Словаре Академии Российской 18 в. «Где смех, там человек; скотина не смеется», писал М.Горький. Можно представить себе общество, не знающее слез и печалей, но общество без смеха, без юмора, без шутки такое и представить себе трудно. В чем сущность комического? Задаваясь этим вопросом, мы вступаем на скользкий путь, от чего предостерегают многие авторы. Одни говорили о бессмысленности определения сущности комического, о том, что всякое размышление убивает смех. Другие, не отрицая важность подобного определения, подчеркивали его трудность, а может и невозможность: «...юмор область, которая не подлежит определению. И каждая новая попытка определить его приводит только к юмору» (З.Паперный). Теоретики комического отмечают, что «ни одному из исследователей <...> не удалось создать универсального и исчерпывающего определения» (Б.Дземидок). И это притом, что над проблемой комического более двух тысячелетий работали и психологи, и социологи, и искусствоведы, и филологи, и философы (в том числе создатели философских систем, такие, как Аристотель, Гоббс, Кант, Гегель, Шопенгауэр, Шеллинг). Аристотель говорил: «Смешное это некоторая ошибка и безобразие, никому не причиняющее страдания и ни для кого не пагубное». Иллюстрируя основные признаки комического, указывают, например, на ситуацию падения на улице важного господина, падения, сопровождаемого нелепыми телодвижениями, но ни для кого не опасного. Заметьте, что смех тотчас прекратится, если мы увидим кровь или услышим стоны! Вышучивание чего-то дорогого, близкого нам также неуместно и вызывает протест. Отсюда реплики типа «Этим не шутят!» и анекдоты о неуместных шутках. Известен случай, как петербуржцы, обычно восхищавшиеся остроумием актера П.А.Каратыгина, осудили его, когда он на похоронах брата, В.А.Каратыгина, усиливаясь протиснуться к гробу покойного, не утерпел и сказал каламбур: Дайте мне, господа, добраться до братца! Неуместный, в том числе невольный каламбур может звучать почти кощунственно как, например, фраза в телевизионной программе «Время» (20 декабря 1988): Землетрясение в Армении потрясло всех советских людей. Возникает вопрос: а как же «черный юмор», шуточки типа: Шапочки в ряд, тапочки в ряд / Трамвай переехал отряд октябрят? Однако это не нарушает аристотелевский принцип личной безопасности: в «черном юморе» мы ведь имеем дело не с подлинными ужасными происшествиями, а с вымышленными. Более того, предметом юмора могут стать даже и подлинные трагические события. Василь Быков в повести Карьер пишет о своем герое: «Агеев знал немало людей, которые о своем военном прошлом, зачастую трудном и даже трагическом, имели обыкновение рассказывать с юморком, посмеиваясь над тем, отчего в свое время поднимались волосы дыбом, находили в ужасном забавное». Тем самым аристотелевский принцип личной безопасности предполагает, по-видимому, безопасность в настоящем и, возможно, в будущем (вряд ли герои Быкова стали бы «с юморком» говорить об ужасных событиях, ожидающих их в будущем). Особенно трудно определить границы допустимого в случае, когда объектом комического является произведение искусства. Любопытно, что сами авторы гораздо терпимее относятся к комической перелицовке их произведений, чем их горячие поклонники. Вл.Новиков, автор Книги о пародии, указывает целый ряд эпизодов из жизни Жуковского, Пушкина, Блока, Ахматовой и других авторов, которые не прочь были посмеяться над пародийной переделкой своих произведений, а то и провоцировали подобные переделки. Вот, например, эпиграмма, которую поэт 18 в. В.Капнист написал сам на себя (как бы от лица своих читателей): Капниста я прочел и сердцем сокрушился: / Зачем читать учился! «Истинные ценности не боятся испытания смехом и даже в какой-то мере в нем нуждаются. Вспомним, как беззаботно смеется пушкинский Моцарт, слушая безбожно коверкающего его музыку трактирного скрипача. И как нетерпим к насмешкам и гримасам Сальери: «Мне не смешно, когда маляр негодный / Мне пачкает Мадонну Рафаэля, / Мне не смешно, когда фигляр презренный / Пародией бесчестит Алигьери» (Вл.Новиков). Признаки комического, выделенные Аристотелем,
необходимы, но недостаточны. Вполне очевидно, в частности, что не всякая
безобидная ошибка вызывает смех. Так, большинство опечаток могут вызвать
лишь досаду. Положим, мы видим опечатки в слове послами:
Высокие договаривающиеся стороны обменялись тослами (или:
посмами).
Не смешно. Почему же вызывает
смех другая опечатка в том же слове: Высокие
договаривающиеся стороны обменялись ослами?
Очевидно, потому, что здесь возникает второй, дополнительный смысл, контрастирующий
с первым, представление о глупости послов, их дискредитация. Казалось
бы, сталкиваясь в комическом с чем-то уродливым или, по меньшей мере,
не совсем нормальным, мы должны испытывать отвращение или неприязнь. В
действительности же это, наоборот, забавляет нас. Исследователи единодушно
объясняют это тем, что уродливые явления вызывают у человека, свободного
(хотя бы в данный момент) от этого недостатка, ощущение силы, превосходства
над кем-либо, довольства собой.
Итак, комический эффект вызывает не всякая безвредная уродливость (или,
как сейчас предпочитают говорить, отклонение от нормы), а лишь такое отклонение,
которое вызывает возникновение добавочного смысла, второго плана, резко
контрастирующего с первым. Слушатель заманивается на ложный путь, а потом
маска сбрасывается (фаза «озарения» и комической радости). Шутка двухчастна,
в ней есть исходная точка и вывод, без промежуточных звеньев. Это обеспечивает
внезапность перехода и тем самым больший комический эффект.
Как соотносятся между собой две части шутки? Важный вклад в понимание
этого важного вопроса внесли теория «обманутого ожидания» и теория «комического
шока». Это две конфликтующие теории, а между тем правы сторонники
как той, так и другой теории. Дело в том, что отношения между частями
шутки не сводимы к одному из двух указанных типов. Здесь возможно и то,
и другое.
1) Обманутое ожидание. И.Кант и некоторые другие мыслители подчеркивали,
что в шутке наблюдается контраст между ожиданиями человека (основанными
на его жизненном опыте) и конечным результатом. Явление, кажущееся естественным,
потом демаскируется как абсурд или ошибка и тем самым дискредитируется.
Иллюстрацией может служить такая сценка: рыболов с громадным трудом тянет
добычу и вытягивает... старый башмак. Именно по этому типу строится большинство
языковых шуток. Вот несколько примеров.
[Разговоp о пpиеме на pаботу]: В пpиведенном пpимеpе втоpая pеплика, фоpмально подтвеpждая положительную хаpактеpистику, фактически заменяет ее отpицательной, дискpедитиpующей обсуждаемое лицо. 2) Комический шок. Здесь отношения между частями прямо противоположны описанным выше: явление внешне удивительное оказывается естественным и понятным. Например, мы наблюдаем человека, нелепо размахивающего руками, а потом видим, что это дирижер. Образцом языковой шутки такого типа являются контаминации «склеивание» двух единиц (слов, словосочетаний и т.п.), например: выдвиженщина [из: выдвиженец + женщина] (И.Ильф); собакалипсис [из: собака + апокалипсис] (А.Вознесенский); дегенерал [из: дегенерат + генерал] (польская шутка, вполне применимая и к некоторым нашим военным). Комический шок может быть вызван не только необычностью формы, но и необычностью, неожиданностью смысловой. Вот несколько подобных примеров: Женщины подобны диссертациям: они нуждаются в защите (Э.Кроткий); Мужчина как клубок: когда женщина выпускает его из рук он распускается, а когда забирает его в руки он сматывается (ТВ-программа «Вокруг смеха», 9 ноября 1991). Интересно, что эта смысловая необычность с развитием науки и техники иногда перестает быть необычностью, и шутка, ее использующая, полностью утрачивает комический эффект. В те дни, когда Л.Кэрролл писал свою сказку Алиса в стране чудес, часы указывали часы, минуты, секунды но не дни и месяцы. Отсюда его шутка: Шляпа достал из кармашка часы, озабоченно посмотрел на них, встряхнул, поднес к уху и опять встряхнул <...> «Какое сегодня число?» обратился он к Алисе. Алиса посчитала в уме, подумала немного и сказала: «Четвертое мая!» «Врут на два дня», вздохнул Шляпа. Сейчас часы указывают дни и месяцы, никого не удивишь и не позабавишь тем, что они врут на два дня. Шутка утратила свой эффект. Имеются разные виды юмора музыкальный,
изобразительный, словесный и т.д. Интересно, что иногда может обыгрываться
совмещение двух разных видов например, изобразительного (рисунок)
и словесного (подпись под рисунком, резко ему противоречащая). Иллюстрацией
может послужить помещенное в журнале «Крокодил»
«житие» одного молодого человека,
который: ...всегда тянулся
к свету (на рисунке герой
вывинчивает лампочку в подъезде дома); ...ночи
просиживал за классиками
(на рисунке: Ночь. Луна. За памятником Пушкина герой и его собутыльники
«сдвигают стаканы»); ...когда
видел старших, снимал шапку
(герой срывает шапку с трепещущего старичка); ...дня
не сидел без дела (герой,
застенчиво потупившись, стоит перед столом следователя, поглаживающего
папку с надписью «Дело N»); ...и
вообще далеко пошел
(герой под конвоем отправляется в места не столь отдаленные).
Среди различных видов юмора главное место занимает словесный языковая шутка. Именно здесь функции юмора проявляются особенно ярко.
|
|