Главы IV–VIII посвящены обету бодхисаттвы и тем «совершенствам» (парамиты), которыми он призван овладеть. Прежде всего, он должен быть готов пожертвовать собой ради других, но ему следует также соблюдать и правила нравственного поведения (шила), изложенные в авторитетных текстах, которые он призван изучать. У людей три главных врага: гнев, ненависть и страсть. Ранят нас именно они, а не «внешние» враги. Последних мы должны любить так же, как и всех остальных, ибо если мы любим все создания, то этим радуем будд, а когда пытаемся нанести им ущерб, враждуем и с буддами. Когда кто-то обижает меня, это лишь результат его кармы – почему же я должен гневаться на него в ответ? Нельзя ненавидеть даже врагов религии – тех, кто осмеивает и уничтожает изображения Будды, ступы и даже пытается разрушить само учение (эта тема была весьма актуальной на стадии решающего вытеснения буддизма из Индии). Тот, кто желает добра другим, делает его буддам и бодхисаттвам, которые сами неоднократно сходили в ады ради блага живых существ. Бодхисаттва с самого начала не должен отличать себя от других, и именно полное отождествление себя с другими является тем духовным упражнением, которое он должен особенно прилежно выполнять. Подобно тому как человек любит свои руки и ноги, так он должен любить и другие существа. Шантидэва вдохновенно доказывает, что для благочестивого «ученика просветления» должно быть очевидно единство себя и других (паратмасамата), более того, он должен стремиться к «превращению других в себя» (паратмапаривартана).

Тональность энтузиастического альтруизма, однако, резко сходит на нет в главе IX. «Опьянение состраданием» завершается холодным отрезвлением под действием «негативной диалектики» мадхьямики. Все в мире тщетно и преходяще, но если иллюзия в связи с выполнением обязанностей (карьямоха) благотворна, то иллюзия в связи с собственным Я (атмамоха) вредоносна (при этом, однако, не уточняется, каким образом можно оправдать благотворную иллюзию, если она опирается на вредоносную, ибо обязанности по отношению к другим невозможны без различения Я и «другого»). После возвышенного изложения учения об активном сострадании Шантидэва приходит к выводу о том, что поскольку все сущее пусто и преходяще и некого почитать или порицать, то нет ни радости, ни страдания, а потому и того, что и кого следует любить или ненавидеть, – ищите их где угодно, и все равно не найдете! Как мадхьямик Шантидэва принимает учение о двух уровнях истины (см. ПРАДЖНЯПАРАМИТСКИЕ ТЕКСТЫ), и если на уровне конвенциональном были друзья (все живые существа) и враги (главные страсти), то на уровне абсолютном нет ни тех, ни других (а потому и само деятельное сострадание является «условным», полезным или вредным в зависимости от точки отсчета).

В Х главе поэт вновь начинает испытывать ностальгию по идеалу активного сострадания и необходимости работать для освобождения даже обитателей ада и просит для этого помощи у бодхисаттвы Манджушри. Во времена тибетского историка буддизма Таранатхи (16–17 вв.) высказывались сомнения относительно подлинности данной главы, и один из комментаторов Бодхичарьяватары воздержался от ее истолкования, хотя знал ее прекрасно. Однако глава вполне может быть и подлинной.

См. также БУДДА И БУДДИЗМ; ДХАРМА; КАРМА; КАРУНА; МАЙТРИ; НИРВАНА; ПРАДЖНЯПАРАМИТСКИЕ ТЕКСТЫ; ПАРАМИТЫ; ПУНЬЯ; САНСАРА; ШИЛА.